“Искусством в квадрате” издавна называли анимационное кино. Ведь оно совмещает в себе как технические возможности кинематографа, так и богатый опыт изобразительного искусства. То, что мультипликаторам вручили почетное знамя поучать и развлекать детей, стало уже следствием почти безграничного художественного потенциала этого вида искусства.
Свое 110-летие отмечает в нынешнем году наша отечественная анимация. Первым российским мультипликационным фильмом считается “Прекрасная Люканида, или Война рогачей с усачами”, снятая в 1912 году в технике кукольной анимации Владиславом Старевичем — режиссером-аниматором, изобретательностью и талантом которого восхищался в свое время Уолт Дисней и до сих пор дивится современный зритель. Мультфильм представлял собой пародию на популярные в раннем кино мелодраматические и псевдоисторические сюжеты и был рассчитан на взрослых любителей иллюзиона. Лишь впоследствии анимационное кино (в особенности в советском культурном пространстве) стало восприниматься в первую очередь как детское — в меру развлекательное и в меру поучительное, забавное и безобидное.
Если перенестись сразу в XXI век, можно заметить, что именно такой тип анимации в России активнее всего финансировали и продвигали. Смешарики, Лунтик, Маша и Медведь, Фиксики и Барбоскины стали для подрастающего поколения и их родителей “героями нашего времени”, чьи истории варьируются по степени сложности затрагиваемых вопросов, оригинальности и художественной ценности в целом. В 2003 году студия “Мельница”, существовавшая с 1999, выпускает фильм “Алёша Попович и Тугарин Змей” — первый из франшизы о трех богатырях, ставшей самым успешным проектом современной отечественной анимации. Значительным достижением стал запуск в 2004 году Александром Татарским на базе первой независимой российской студии “Пилот” (основанной в 1988 году) проекта “Гора самоцветов”, в рамках которого сняли более 80 фильмов на сюжеты сказок народов России, используя при этом разные техники и стили и балансируя между коммерческим и авторским кино. Говоря о малобюджетных проектах, стоит отметить возросшую в последние годы роль студии “ШАР” (“Школы аниматоров-режиссеров”), основанной в 1993 году Юрием Норштейном, Эдуардом Назаровым, Андреем Хржановским и Фёдором Хитруком. Под своим началом студия обучила и выпустила большое число молодых профессионалов, чьи фильмы ежегодно завоевывают престижные награды по всему миру.
Однако широкому зрителю независимые авторские проекты отечественной анимации долгое время были попросту недоступны. Только на фестивальных показах можно было увидеть свежие работы и открыть для себя новые имена. Так, например, все большее значение для знакомства с нынешним положением этого вида искусства в стране и для продвижения мультфильмов стал приобретать Открытый Российский фестиваль анимационного кино, проходящий с 2002 года в городе Суздаль. Помимо него, еще более насыщенной программой может порадовать зрителя Большой фестиваль мультфильмов, показывающий ежегодно в Москве не только отечественное, но и зарубежное анимационное кино. Также в целях знакомства с современной анимацией журнал “Сеанс” уже несколько лет ведет рубрику “Высшие формы”, в рамках которой каждый месяц публикуются рецензии и интервью российских режиссеров-аниматоров и выкладываются на некоторое время в свободный доступ их фильмы.
В следующей подборке представлены относительно новые короткометражные мультфильмы, которые привлекают внимание глубиной идеи и оригинальностью воплощения и поражают актуальностью поднимаемых в них вопросов. Не больше десяти минут хватает авторам каждого фильма для того, чтобы зацепить взгляд зрителя и подтолкнуть его к отнюдь не детским размышлениям. А все вместе они, быть может, пробудят серьезный интерес к нашей современной анимации, представляющей собой поистине свободную и вдохновляющую область отечественного кинематографа.
“Пять минут до моря” Наталья Мирзоян (2018)
Идея к фильму родилась у Натальи Мирзоян из серии набросков, которые она делала себе в удовольствие, отдыхая на море. Замеченные и зарисованные тогда пожилые супруги стали персонажами побочной сюжетной линии, а история девочки, вынужденной по настояниям своей мамы делать перерывы между купаниями, была позаимствована из личного опыта ее подруги и образовала основную.
На белом фоне возникают в упрощенной форме и в строго ограниченной палитре цветов знакомые всякому обитатели пляжа. Пребывая каждый в своем статичном (подающим признаки жизни лишь мерцанием анимированных изображений) состоянии, они отделены друг от друга пустым пространством, преодолеть которое не терпится девочке и с трудом получается у стариков. Детское воображение в минуты мучительного ожидания оживляет весь этот застывший мир, сцепляя разрозненные кусочки реальности взрослых в цельный фантастический мир, в котором напуганная ожившим надувным крокодилом собака загадочно растворяется в тени, а самолет представляется надоедливой мухой и сливается со стаей птиц (ведь момент окончания отдыха хочется как можно дольше оттянуть). Пожилой паре, в свою очередь, в этот короткий промежуток времени отведено еще раз разделить друг с другом так же сильно желанные, но, возможно, последние минуты жизни. Всех их притягивает море — как созидательное начало и как символ безграничного счастья. Момент радостного погружения отделяют целых пять минут, которые нетерпеливый ребенок наполняет чувством обиды и несколькими шалостями, а неторопливые старики — безмятежной заботой и нежностью.
Так, в знакомом колорите лета с голубым морем, оранжевым песком и тусклой леностью в разноцветных купальниках разворачивается в фильме трогательная история о бесценности каждого мгновения нашей жизни. Бьющий ключом детский восторг и тихое старческое наслаждение окружающим миром сливаются здесь в единый поток — бессильный, однако, перед неумолимым течением жизни.
“Почему банан огрызается” Светлана Разгуляева (2014)
В традициях русской классики право слово дают здесь маленькому человеку со своей притихшей большой мечтой. Теперь он не только страдает от своего неприметного и уязвимого положения в обществе, но и буквально теряет человеческий облик и право называться гордо представителем своего вида. “Я уже понял, что никому теперь не нужен”, — говорит герой фильма, возможно, в первый и последний раз делясь с современниками своей печальной историей.
Одинокий голос мечтателя не долетал из-под костюма банана ни до кого из окружающих, но достиг в темноте ночи истоков мироздания. Ниспосланное чудо оказалось таким же по сложности воплощения, как и заветная мечта героя, но совершенно иным по своей форме и сущности. Как очередную злую насмешку воспринимает рабочий человек — возможно, приехавший из провинции или ближнего зарубежья — этот подарок судьбы, переполнивший вконец его чашу терпения. Сразу привлекает внимание переданная с документальной реалистичностью манера речи героя, что вступает в конфликт с комичностью положения, в которое тот попал. Серьезное отношение к судьбе человека и его до слез смешная ситуация рождает у зрителя парадоксальную гамму эмоций: от ехидной иронии до искреннего сочувствия. Важные вопросы о способности человека к эмпатии и принятии другого, отличающегося чем бы то ни было от него самого, поднимаются в форме короткого монолога героя с флэшбэками о его злоключениях. Вся ситуация изначально оказывается доведена до абсурда, но реакция жертвы, детали быта и поведение окружающих предстают, напротив, до боли правдоподобно.
Не опасаясь карикатурности и двусмысленности, с одной стороны, и наивной патетичности, с другой, создатели фильма дают человеку право выговориться и обрести свое счастье. Черты магического реализма и элементы психологической драмы находят отражение здесь в сжатой форме, заставляя нас сквозь смех серьезно призадуматься над парадоксами Вселенной.
“Несуразь” Анна Романова (2014)
“Прочь, прочь отсюда! Надоели!” — кричит, нахмурившись, черепашка Несуразь. Окружающие ее животные все мучаются и плачутся, а она упрямо бредет к неведомой цели, стараясь не замечать всеобщего нытья. Она проходит мимо страждущих и просящих о помощи, как герой “Божественной комедии” Данте, стремясь преодолеть поскорее все круги Ада и добраться до своего Рая.
Ворчливая зверушка со взвинченными до предела нервами воспринимается понятной и во многом даже родной фигурой. Ее подчёркнутое безразличие к другим, желание спрятаться в “домик” и убежать поскорее от гнетущей реальности обдают знакомым холодком. Путь персонажа прост и ясен, и пролегает перед ней, как в старой компьютерной игре. Только на обочине периодически появляются собратья в кризисе — кто в семейном (воспитание ребенка — это совсем не просто), кто в экономическом (даже грузила нет для удочки), кто в творческом (Шекспир ни в каком положении не читается), кто в экзистенциальном (все что-то ищут и не могут найти). Давит и задорная, ускоряющая постепенно свой темп мелодия, с которой сливается, в конце концов, отчаянный крик черепашки. Эффект одновременного отчуждения и приближения к документальности (несмотря на максимальную, казалось бы, условность) создает голос переводчика-наблюдателя — сухой и безэмоциональный, похожий на некачественный дубляж.
Анимационная притча о черепашке с морщинками на лбу сплошь пропитана настроением нашего времени. Поиски желанного спокойствия могут привести к самому краю света, откуда — хочешь не хочешь — снова придется брести обратно.
