До российского проката — спустя несколько месяцев после премьеры на Каннском фестивале добрались “Три тысячи лет желаний» Джорджа Миллера — создателя, гремящего с конца 70-х годов “Безумного Макса”. Режиссер, подобно своему неутомимому кочевнику на колесах, в который раз свернул с проторенной дорожки, сняв между работой над постапокалиптическим боевиком бушующую яркими красками и щедрую на мелодраматические коллизии сказку. В фильме, снятом по рассказу Антонии Байетт “Джинн в бутылке из стекла “соловьиный глаз”, волшебные духи и исполненные желания перекраиваются на новый лад, а Тильда Суинтон принимает облик благополучно стареющей нашей современницы, повстречавшей на своем “сознательно” одиноком пути любвеобильного и разговорчивого демона Востока.
Сюжет, вдохновленный знаменитым сборником арабских сказок Шахерезады, а в наших реалиях невольно отсылающий к сеансу психотерапии, проходит сквозь столетия, связывая под ореолом непреходящего стремления человека к любви наш технологический век и древние цивилизации. Действие фильма открывается рассказанной устами главной героини историей о ее судьбоносной поездке в Стамбул, где она в одной из нескольких тысяч лавок нашла сомнительного вида и происхождения стеклянный кувшинчик.
Вопрос об эффективности электрической зубной щетки был тогда окончательно снят: ведь это достижение нашего времени мгновенно счистило многовековую грязь и пробудило джинна — чернокожего великана с мерцающими синим цветом конечностями, заостренными ушами и большими печальными глазами. Он был не первым “чудом” явившемся Алитее воочию: воображаемый друг детства и фантомы сказочных персонажей, по-видимому, давно мучали профессора нарратологии, прямо и косвенно намекая на ее потребность в общении и чрезмерную сосредоточенность на работе. Изумление теперешним магическим существом быстро сменяется у нее любопытством (или научным интересом) и желанием убедиться в жесткости канонов волшебной сказки и незыблемости своих собственных жизненных принципов. Но исследовать чужую историю со стороны — без риска для себя — в этот раз не получится. Волшебство само без спроса вторгается в будни деловой до мозга костей леди, и злополучным сюжетом о лампе и трех желаниях с ней оказывается прочно связан обаятельный, но настрадавшийся от жестокости женской любви и многовекового одиночества джинн.
Основным местом действия становится ничем не примечательный (кроме того, что в нем Агата Кристи в свое время написала историю о “Восточном экспрессе”) гостиничный номер: здесь происходит долгий знаменательный разговор, в ходе которого персонажи поведают истории своих судеб и раскроют друг другу сокровенные тайны, а после долгих уговоров — и желания, призванные навсегда изменить жизни обоих.
Несмотря на забористую завязку, обещающую уйму забавных ситуаций и глубоких идей “на злобу дня”, основной хронометраж фильма набирается засчет трех историй из далекого прошлого джинна, вокруг которого либо бушевали нешуточные восточные страсти, либо воцарялось непоколебимое спокойствие океанских глубин. Испокон веков желание обладать и властвовать раздирало на части человечество. Его яркими представителями в фильме выступили обитатели дворца царицы Савской, придворные и потомки султана Сулеймана Великолепного и некая девушка по имени Зефира — доктор Фауст этой истории. Все рассказываемые джинном сюжеты, полные хитросплетений и неожиданностей, предстают на экране как красочные, фактурные и богатые деталями, но довольно шаблонные эпизоды-иллюстрации. По-восточному роскошная, праздничная картинка, сравнимая с эстетикой турецких фильмов и подкрепленная качественной компьютерной графикой, безусловно притягивает взгляд и не надоедает. Однако проработка среды и персонажей этих “сказок в сказке” осуществляется будто с оглядкой на несколько лубочные представления о тех эпохах в современном массовом сознании. Это, с одной стороны, делает “комфортным” восприятие всех перипетий прошлого, а с другой — повышает градус впечатлений при малейшем отходе от привычного нарратива и ожидаемого визуального ряда, когда, например, ослепительной красоты избранница Соломона оказывается джинном-полукровкой с неподходящими особенностями внешности, или нарочитая (до прилизанности) привлекательность образов сменяется вызывающей омерзение натуралистичностью. Аттракцион по насыщенной событиями жизни джинна оказывается еще увлекательнее, когда зритель, как в компьютерной игре, становится на место блуждающего по старинным дворцам духа, который проплывает невидимым мимо человеческих тел и проходит сквозь стены, но неспособен быть властелином своей собственной истории.
На другом же конце этой ленты времени остается все тот же гостиничный номер, в котором, облачившись в банные халаты, т.е. представ в интимной обстановке и предельно уязвимом виде, джинн и литературовед в промежутках между рассказами о своем прошлом поднимают вечные вопросы добра и зла, рассуждают о значении любви для отдельного индивида и человечества в целом. Актерский дуэт Тильды Суинтон и Идриса Эльбы в фильме хоть и не искрится сильными эмоциями, но достаточно интригует. Личности самих исполнителей и их актерский опыт — по всем правилам постмодернистского произведения — оказываются неотъемлемым элементом для восприятия их новых образов. Так, от Тильды Суинтон — известной по фильмам Дерека Джармена, Джима Джармуша и многим другим своими колоритными, неоднозначными персонажами и феноменальным (до гипнотического эффекта) исполнением — ожидаешь парадоксов и преображений не меньше, чем от ее напарника с ролью сказочного существа. Ее рыжеволосая Алитея воспринимается в новом фильме будто, лишь на время, прикинувшейся занудной профессоркой-одиночкой. И в тот момент, когда повествование расширяется до — буквально — вселенских масштабов, затрагивая (правда вскользь) уже пространство иных миров, сплетение ее судьбы с судьбой джинна расценивается без натяжки и внутренних противоречий.
Итак, современной реальности возвращается магия сказки, доскональные знания Алитеи в области волшебных историй сменяются верой в них, а создатели фильма, не упуская случая, преподносят зрителю в пестрой обертке целый букет из насущных тем и предметов. Сам образ главной героини ставит на широкое обсуждение вопросы феминизма и индивидуализма; линия об ее отношениях с существом из другого мира подводит к проблеме ксенофобии; ну а вся история просто кричит о глубоком экзистенциальном кризисе, в наше время оказавшемся лишь прикрытым пеленой бодрящегося благополучия. Тысячелетия назад грозные дворцы не могли уберечь человека от различных напастей, а богато убранные покои не гарантировали ему беззаботную жизнь. Теперь же со вкусом и расчетом обставленные квартиры приютили другую опасность — зацикленность на собственном комфорте, предполагающем жажду больше потреблять и меньше отдавать. Но в контексте этой истории — после задушевного разговора с джинном на тему противоречивости человеческой натуры и лишь кажущейся победы научного знания над иррациональными силами природы — к нашей довольной, казалось, жизнью современнице все-таки приходит понимание того, что люди во все времена и во всех культурах желают, в сущности, одного и того же. Факт человеческого существования вновь примиряет вера в божественную силу любви.
Джордж Миллер завершает рассказ о джинне и земной женщине благополучным концом, подобно тому, как больше столетия назад Дэвид Уорк Гриффит в своем великом фильме “Нетерпимость” (1916), в первый раз проведя зрителя по трагическим событиям человеческой истории и слив на экране воедино пласты разных культур и эпох, нашел единственное спасение во всемогущем и самозабвенном чувстве. “Три тысячи лет желаний” не станет настолько значимой картиной ни для творчества ее создателей, ни для мирового кинематографа. Однако напомнить о неизменной — с легкостью постигаемой, но сложно осуществимой мечте человека о прекрасном рае с дорогими его сердцу людьми ни в какие времена не будет лишним.
